Интервью Ольги Варламовой

Когда-то, в самом начале зарождения письменной культуры, рукописная книга считалась самой большой общественной ценностью. Где сейчас место рукописной книги? Какова ваша субъективная оценка этого элитарного вида искусства?

— На самом деле, стоимость рукописной книги (если не использовать какие-то дорогие материалы) не так высока, как это может показаться. Тем не менее, ее не так часто заказывают. Первая рукописная книга, которую я сделала, была моей собственной инициативой. Заказчики были готовы довольствоваться наборным текстом, но мой наставник Петр Петрович Чобитько посоветовал сделать рукописный текст. В итоге получилось, по-моему, 30 тысяч за 36 разворотов, но это было 10 лет назад. Вот так я начинала. Был у меня еще такой частный проект, когда мужчина заказал книгу стихов для своей любимой женщины. Это было очень интересно. Заказчику, правда, пришлось очень долго ждать, пока книга, наконец, будет сделана, но все очень хорошо прошло. Последний заказ, собственно, наше напрестольное Евангелие. Удивительно, что мне подобную работу заказали впервые и только сейчас, хотя это вроде бы такая естественная вещь. К сожалению, тиражные евангелия заполонили эту нишу, потому что напрестольное евангелие необязательно должно быть рукописным, как, например, мезуза у правоверного иудея. Вот если бы у нас был какой-то такой канон, то, конечно, возможностей заниматься каллиграфией было бы больше.

Сколько времени уходит на создание рукописной книги? Какова самая сложная задача для вас при её изготовлении? Как сохранить одно состояние для целостности почерка?

— Самая сложная задача — это, конечно, начать, сделать первый разворот. Сейчас, наверное, вторая такая по сложности задача — написать текст к уже выполненному декору. Просто получилось, что декор был выполнен раньше. Единство почерка я сохраняю путем наличия образца. У меня на конторке весит алфавит, распечатанный в размер того, как я пишу, — с высотой букв 5 мм. Хотя, конечно, если сравнить начало с концом, то разница будет видна. Это, в общем-то, у всех так. Если посмотреть любую рукопись на сайте Троице-Сергиевой лавры, то первые 60 страниц как бы ни о чем, а дальше уже что-то начинается. Еще может быть такой вариант, когда, например, писец заскучал и в середине сделал какой-то каллиграфический шедевр, странице на сотой, и его не так просто найти. То есть очень разные бывают варианты. Я видела книгу, где автор брал все более и более широкое перо при соблюдении одной и той же разметки, и текст становился все темнее и темнее, это было очень интересно. А бывают варианты, когда просто приятель дописал два листа — явно другой почерк. То есть в принципе требование к единству почерка — это все-таки последствие того, что мы работаем в эпоху постпечатную. Печатные книги влияют на рукописную. Это было и в самом начале, это происходит сейчас. То есть, например, я не могу себе позволить написать на полях: «Святой Пантелей, мине помози, уже глази спать хотят» — это будет просто не понято. А писец XII века запросто мог себе такое позволить.

Так какая всё-таки самая сложная задача была при работе над евангелием?

— Самой сложной была, конечно, первая тетрадь из-за чувства чистого листа, когда ты боишься ошибиться. Причем поскольку я пишу без предварительной разметки, были очень большие проблемы с орфографическими ошибками и пропущенными словами. Поскольку это евангельский текст, там присутствуют различные повторы, очень красивые рефрены. И вот, написав первую тетрадь, четыре страницы теста, я поняла, что пропустила одно слово… Пришлось переписать, потому что пропущенное слово было в середине текста, то есть это было никак не поправить. Это был очень неприятный момент, и я решила, что, если сейчас не получится, буду уже размечать карандашом предварительно, как, например, это делал Петр Петрович, когда писал конституцию. Он размечал, потом приходил редактор, проверял написанное, чтобы, не дай Бог, какая-то орфографическая ошибка. Но после этой первой тетради я как-то вжилась в свой текст и сейчас если и бывают какие-то описки, то их легко можно поправить. Потом я, конечно, обязательно вычитываю текст. Также у нас еще есть корректор, который проверяет работу после меня.

Какая была самая долгая по времени книга из тех, что вы писали?

— Самый большой проект, это, конечно, вот это евангелие апракос, потому что здесь больше всего текста.

А предыдущие?

— В предыдущих книгах было меньше текста, и они, конечно, получались быстрее. Здесь мы начали работать где-то в сентябре, когда ко мне обратилась Наташа. Примерно в середине января мы начали делать какие-то проекты, в районе марта я начала писать… То есть уже можно посчитать, сколько еще придется дописать. Действительно, это будет монументальный труд, но это прекрасная школа, потому что каллиграф должен писать, должен делать что-то такое монотонное, чтобы оттачивать свои навыки. И такие проекты — прекрасный повод и прекрасная школа для того, чтобы развить руку.

Какие ваши излюбленные инструменты и материалы для создания рукописной книги?

— Я люблю ширококонечное перо… Каллиграфы вообще делятся на тех, кто работает остроконечными перьями, и тех, кто предпочитает ширококонечные. Я из последних и также предпочитаю работать гуашью. Хотя железо-галловые чернила тоже очень хороши. Единственное, они через какой-то момент начинают окисляться уже в банке, начинают менять цвет… Там все время идет какая-то химическая реакция.

Вы преподаете древнерусскую каллиграфию в Центре искусства каллиграфии «От Аза до Ижицы». Кто ваши ученики? Кто интересуется исторической каллиграфией? Какие минимальные сроки для уверенного освоения основ?

— Интересный вопрос. Мои ученики — обычные люди. Определенный процент тех, кто хочет заниматься именно русской каллиграфией, традиционными формами, это люди, так или иначе связанные с православием. Верующие, православные люди. У меня был ученик, который хотел написать рукописную книгу и в итоге написал ее, закончив курс. Есть те, кому это просто соответствует, кто не ищет каких-то практических выгод в изучении

Каллиграфия наверняка для вас стала неотъемлемой частью жизни. Поделитесь профессиональными секретами: какова роль разминки в ваших практиках? Разбиваете ли вы процесс письма на этапы? Часто ли импровизируете? Опишите, если можно так сказать, будни сегодняшнего каллиграфа.

— Я люблю, когда у меня есть какой-то план. Например, у меня есть план по этой книге. То, что нужно сделать, прежде чем начинать писать по этапам. На таких длительных проектах необходимо очень четко все спланировать, потому что каждое действие имеет свои последствия. С другой стороны, ты не можешь за один день все сделать, сколько сил бы ты ни приложил.

Если это какие-то короткие заказы, то часто бывает импровизация, часто что-то решается по ходу… На самом деле, каждый раз подход несколько отличается, но в длительных заказах импровизации меньше, и важно все рассчитать.

Конечно, я разминаюсь. У меня огромное количество разминок на евангелие — полосы бумаги, потому что для меня важно почувствовать шрифт, прежде чем начать писать. И я бы всем советовала разминаться перед началом работы. Для разогрева.

Как обычно строится ваш рабочий день?

— Мой рабочий день состоит из работы над проектом, иногда над несколькими проектами, может быть, над каким-то коротким заказом, и, собственно говоря, из работы над евангелием или преподавания и подготовки к уроку. В понедельник, например, я абсолютно точно потрачу весь день на разработку нового курса «Историческая вязь», и вечером пойду его преподавать. А во вторник я думаю начать утро с евангелия и затем переключиться на логотип для чемпионата России по футболу среди врачей, который заказал мой друг, организатор этого соревнования.

Какую профессиональную тему вы сейчас развиваете? И когда можно ждать вашу персональную выставку?

— Честно говоря, так как я занимаюсь выставками Центра искусства каллиграфии, процесс организации выставки перестал доставлять мне былую радость. Мне очень понравилось, что сделали Олег Мацуев с Мариной Скопиной (организаторы выставки «Русское письмо. Традиция и эксперимент»). Мария дебютировала как выставочный куратор, и ей было не так просто, но за счет такой радости, которую им это приносило, они сделали прекрасный выставочный проект. Я гораздо более прагматично к этому подхожу. Понятно, что трачу меньше энергии, где-то у меня получается сделать быстрее… Я не готова столько вкладываться, и поэтому, наверное, свою выставку пока делать не планирую.