Интервью Дмитрия Петровсого

На фестивале Calligrafest вы представляете четвертую книгу из серии «Зримый Глагол». Как возникла идея создать столь объёмистый труд?

— Всё, как всегда, очень просто. В 1980-х я преподавал в Мухинском училище (ныне Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия имени А. Л. Штиглица (СПбГХПА) — здесь и далее прим. ред.). Тогда трактатов не катал, вёл практические занятия, делал небольшие шпоры: подсаживался к студенту и каждому в альбом писал образец каллиграфии. Наш учитель Хайдар Гузаирович Сайбаталов писал образец мелом на доске. Десять лет я преподавал в «Мухе», а потом ушёл в графический дизайн. И только в 1999 году вернулся в родной вуз по приглашению бывших сокурсников, и до сих пор там преподаю. В этом году исполняется уже 30 лет, как я преподаю всё это дело.

Каждый преподаватель института печати (ныне Высшая школа печати и медиатехнологий Санкт-Петербургского государственного университета промышленных технологий и дизайна (ВШПМ СПбГУПТД)), в том числе и я, обязан писать методичку. Когда я начал это делать, многих книг, которые сейчас легко достать, не было. Был только «Шрифтът през вековете» (Шрифт в веках — перев. с болг.) Васила Йончева, «Современный шрифт» Виллу Тоотса, книги Альберта Капра на немецком и русском, книги Франтишка Музыки на чешском да «Русский гражданский шрифт» Абрама Шицгала и «Книжный шрифт» Большакова-Гречихо-Шицгала. И всё, не считая нескольких менее капитальных книг Ирины Птаховой, Сергея Смирнова и других авторов. В результате у меня возник грандиозный план на несколько томов, привязанный к программе, которая существовала на кафедре.

Сначала я думал, что всё начинается с происхождения письменности и стал писать ту книгу, которая стала второй. Но когда я дошел до 90-й страницы, то вдруг понял, что мне нужно сначала написать о современных наборных шрифтах. Потому что пока мы изучаем классические шрифты древних народов, студентам же нужно пользоваться современными наборными шрифтами. Когда была написана первая книга, оказалось, что уважаемые издательства, которым было бы нужно это печатать, не заинтересованы в книге, поэтому издателя пришлось искать через знакомых. Ныне «покойный», к сожалению, Институт декоративно-прикладного искусства, в котором я работал по совместительству, проспонсировал тираж.

Вторую книгу я делал десять лет, и в 2012-м году мы её издали с помощью того же издателя. Этот том уже был не в 164 страницы как первый, а в 628 страниц. Он посвящён доалфавитным письменностям: неизобразительные, древнеегипетская, клинопись, письмо американских индейцев, китайская и так далее.

Откуда взялась третья книжка? Появилась потребность сделать прописи для студентов, поскольку писать каждому в альбом уже было неудобно. Так возникли первые десять прописей на древнерусские и европейские виды письма. Этот процесс продолжался ещё несколько лет, книжка потихоньку распухала, распухала и распухла до 704 страниц. В ней представлены рукописные виды письма (пошибы): древнерусские и основные западноевропейские. Последние кириллизованы, а древнерусские также латинизированы.

Теперь о новом труде. Я решил, что, если у меня была история доалфавитного письма, теперь должна быть история алфавитного. Однако вскоре я понял, что если делать подобный научный труд, то нужно бросать работу, поскольку тема очень скользкая, очень много противоречий. Поэтому я спросил у «детей» (студентов): что вам сейчас нужно, история алфавита или учебное пособие по первому курсу? Естественно, они выбрали второе.

На что сделан главный акцент в вашей четвертой книге?

— Книга называется «Геометрия и образ шрифтовой гармонии». Поскольку в основе идущего от Ренессанса понимания пластики регулярного шрифта, так или иначе, сознательно или подсознательно, лежит следование геометрии.

Будет ли продолжение серии?

— Сударь мой, я вчера просил помолиться насчёт четвертой книги. Не знаю, у меня столько недоделанного творчества, что если я возьмусь за историю алфавита, сподобит ли меня Господь, успею ли я… Не знаю.

Возможно, кто-то смог бы собрать материалы за вас, а вы бы выступили в роли эксперта?

— Так получилось, что все эти 15 лет я работал один, поэтому я разучился работать с кем-то ещё, и это ужасно. Мы третью книгу начинали вдвоем с моей бывшей студенткой, я выступал в качестве эксперта. Но там было больше ругани и непонимания, чем дела. И ещё вот какой вопрос: а кто будет бесплатно всё это делать? Ну и, конечно, проблема в издателях. Ко мне обращалась пара издательств по поводу второй и третьей книг. Но когда доходило до дела, издатели понимали, что такой объём не осилят. Наш же друг издаёт книгу так, как я ее написал, в авторской редакции. Поэтому я могу отслеживать весь процесс, в том числе печать и вёрстку.

Какие события, связанные с каллиграфией в Санкт-Петербурге, затронули вас в последнее время?

— Я всегда хожу на все выставки Петра Петровича Чобитько и его Школы; Каллиграфест также держу в поле зрения; постоянно езжу или отправляю работы на Международные выставки каллиграфии в Москве. В 2016-17 годах проходили фестивали TYPETERSBURG. Но на самом деле, времени у меня ходить на выставки немного.

Какие тенденции в каллиграфии вы замечаете? Есть ли какие-то общие направления, которые вы могли бы выделить?

— Сейчас, насколько я понимаю, во-первых, это то, что развивает Покрас Лампас и иже с ним — так называемое каллиграфити. Однажды я приехал в магазин баллончиков и приспособ граффити покупать книгу, откуда вышло творчество не одного только Покраса. Там продавалась эта знаменитая чёрная книжка «Calligraffiti» Нилса Шу Молмана. Последнюю забрал. Потрясающая книга. Продавцы, молодые ребята, были сначала напуганы появлением престарелого бородача в своем заведении. Обрадовавшись ошибке, честно признались, что такие анахронизмы сюда обычно не ходят…

Другая тенденция — это возвращение к истокам, упор на древнерусскую каллиграфию. Иногда патриотическое увлечение уже зашкаливает. Стоит ли так уж больно всё реставрировать? Я считаю, что нужно просто адаптировать мировой опыт. Три четверти моей третьей книги — это западноевропейские виды письма и их кириллизация. Мне не очень-то нравится кириллизация латинских пошибов как московских коллег, так и львовских, поэтому я решил предложить свою. Правда, мы немножечко схватились с Александрой Корольковой, которая приезжала читать лекцию в Школу Сергея Рассказова. Я принес показать свою книгу (по-моему, это был еще цифровой макет до тиражной печати). У меня кириллизация идёт по образцу прямого курсива. А что такое строчная латиница? Это по истории своего происхождения и есть прямой курсив. Полуунциал, или, по современной терминологии, древний минускул, предтеча современной прямой строчной латиницы, — это прямой курсив, почему в нем много арочных букв. Всего несколько строчных букв настоящего латинского курсива принципиально отличаются по конструкции от прямого шрифта. А у нас, с легкой руки Петра Алексеевича, наоборот, курсив резко отличается от прямых строчных, копирующих конструкцию заглавных. Среди профессионалов шрифтового дизайна все же сохраняется тенденция, восходящая к петровскому шрифту.

В результате получается, что основная тенденция — это либо каллиграфити в виде вулканического Покраса Лампаса (честь ему и хвала за то, что пропагандирует это искусство, его знают от мала до велика). Единственное «но» состоит в том, что это чёткое следование в уже проторенном русле каллиграфити. Другим же направлением является свободный стиль, чему способствует повальное увлечение брашпеном, «пилотами» (Pilot Parallel Pen) и любыми современными средствами письма. Где-то каллиграфия практически перерастает в леттеринг, как только формы штрихов начинают не писать, а имитировать рисованием.

Кто из современных каллиграфов вас больше всего удивляет, за чьим творчеством вы следите?

— К сожалению, я настолько занят, что слежу только за теми, с кем общаюсь. Я знаю Андрея Санникова, Юрия Ковердяева, Николая Макарова, естественно, Петра Петровича Чобитько и его великолепных учеников и последователей, — Ольгу Варламову, Сабину Алиярову, Татьяну Петренко, Марию Скопину (мою бывшую студентку, нужно добавить). Также надо отметить Ирину Смирнову, Наталью Торопицыну, Марину Марьину, многограннейшего каллиграфа и шрифтодизайнера Виктора Фицнера. Есть совершенно замечательный ростовский каллиграф и художник Виталий Шаповалов с его непревзойденным сочетанием графики, живописи и шрифтов.

Последние годы к нам уже не один раз приезжал знаменитый Дэнис Браун. Нам посчастливилось даже обзавестись его поистине эпохальной книгой-портфолио.

В рамках фестиваля обсуждается детская каллиграфия. Как Вы считаете, влияет ли красивое письмо на развитие ребёнка?

— Я думаю, что его влияние даже не обсуждается. Главное — заинтересовать ребенка. Это развитие мозга, мелкая моторика. У человека есть два полушария, образное и дискретное, а каллиграфия — это соединение обоих. Вот моё наблюдение: 90% моих студентов говорят, что писание букв их учит сосредоточенности, собранности, отрешённости от мирского, а также улучшает почерк; 10% говорят, что это всё их напрягает и раздражает, и почерк от занятий каллиграфией у них только. Я отношусь к последним. У меня свой почерк фиговый, с самого детства. А многолетнее занятие поэзией, когда рука не поспевает за мыслью, добивает почерк вконец… Но зато многие петли и росчерки перекочевали из каллиграфии в почерк, в результате он стал ещё менее читабельным, хотя, может, и более красивым. По крайней мере, Владимир Кричевский однажды, много еще лет назад, удивил меня положительным отзывом об эстетике моего почерка, когда я писал ему посвящение на книжке моих стихов…

Были ли у вас студенты с каллиграфической базой?

— Практически нет. Были и есть студенты, по непонятным причинам, обладающие очень хорошим почерком. Это в наше-то время! Говорят, никто не учил, от Бога… Не факт, что им классическая каллиграфия ширококонечным пером будет даваться легко. Есть, наоборот, кому не идёт широконечное, а идёт остроконечное.

Что вас сейчас волнует в мире каллиграфии?

— В каллиграфическом мире меня волнует то, что творческие каллиграфические работы не востребованы и люди не могут по-настоящему зарабатывать каллиграфией, потому что лучшие ученики Чобитько — они преподают. Преподают сейчас каллиграфию все и всюду. А в галереях вы видели, чтобы продавалась каллиграфия? А на Западе, тем более в Японии, где это поддерживается на уровне государства, это есть.