Интервью Ирины Лебедевой

17.11.2020

Интервью у Ирины Лебедевой взял Лев Тельцов

На фестивале ты уже второй раз делишься своим преподавательским опытом в формате мастер-класса. В этот раз твое выступление было посвящено перьевым ручкам.

— В прошлом году оба моих мастер-класса (один «сольный» и один совместный) были очень энергозатратными. Первый из них был посвящен технике плоского золочения, которая требует большого усердия, сосредоточенности, терпения и не слишком дешевых инструментов в том числе. В этот раз я решила, что выступлю с какой-нибудь более дискуссионной темой, чтобы поделиться с участниками своим опытом и не слишком тратиться на инструменты и материалы, ведь все мастер-классы в рамках фестиваля бесплатные. Тему я выбрала «животрепещущую», поскольку мне очень часто задают вопросы по поводу перьевых ручек, их многообразия, назначения и пр. И в рамках своего мастер-класса я решила ответить на все эти вопросы. Прежде всего я продемонстрировала участникам принцип работы широкого пера, а затем рассказала про автоматические инструменты, принцип их работы и назначение. На примере ручек LAMY я показала, для чего сама использую подобный инструмент, продемонстрировала несколько листов тексов, написанных одной ручкой, но разными почеркам— готическим, итальянским курсивом, рондо… Получилась такая дискуссия-демонстрация.

А какими ещё инструментами ты пользуешься в своей работе?

— Я считаю себя специалистом по острому перу, поскольку им пишу чаще. Мое любимое на сегодняшний день — Nikko G. Если же приходится писать ширококонечным инструментом, то работаю, как правило, перьями SpeedBall. Для разминок и эскизов в широком пере частенько использую как раз ручку LAMY, о которой рассказывала на мастер-классе. Автоматических ручек, повторяющих механику острого пера, пока немного в продаже, и стоят они больше 20 тысяч рублей. Думаю, может, LAMY выпустят что-нибудь подобное, но более доступное по цене [улыбается].

Я знаю, в свое время ты получила фундаментальное филологическое образование. Помогает ли оно тебе в изучении каллиграфии?

— Очень! Я владею пятью языками, и это помогает очень сильно. Например, есть чешский двухтомник по истории каллиграфии, жутко подробный, изданный в 1958-м году в Праге. Чешского не знает практически никто из каллиграфов, а я по специальности богемист. Из этого учебника я черпаю уникальную информацию. Это двухтомник Франтишка Музики, он называется Krásné Písmo (что переводится как «Каллиграфия»), и в нем рассказывается история каллиграфии от самого зарождения письменности до эпохи возрождения и первых печатных шрифтов. Огромный фундаментальный труд мужчины, который, видимо, увлекался каллиграфией и понял, что ему не хватает такого пособия, — тогда он сел и сам его написал. Многие используют этот учебник как сборник картинок, я же могу прочитать ещё и комментарии. Так мне пригодился чешский язык. С английского я перевожу уже второй год иностранных спикеров фестиваля, читаю специальную литературу, общаюсь в соцсетях с иностранными коллегами. Зимой купила книгу немецкого каллиграфа Андреаса Люкса (Andreas Lux) — так что и немецкий у меня в ходу. Языки помогают очень сильно в работе с информацией, в её поиске, поскольку на русском языке мало источников.

Знание структуры языка отражается на лучшем понимании логики буквы, её анатомии?

— Не задумывалась над этим. Лучше понимать букву мне помог фундаментальный подход к изучению языков, который пестовался в моем родном МГУ: подключать к чистой лингвистике историю, литературоведение, изучение языков из близких или, наоборот, далеких языковых групп. Вот почему в каллиграфии я пошла тем же методом. Так, например, в свое время я не нашла достойных пособий по итальянскому курсиву не только на русском, но и на других языках. И тогда я отправилась в РНБ, стала смотреть оригиналы рукописей того периода, когда итальянский курсив был в почете, стала читать специальную литературу, статьи палеографов на эту тему…

И этим фундаментальным подходом обусловлена твоя широта пристрастий в выборе видов письма, которыми ты владеешь? Или есть ещё какой-то секрет?

— Да, подходом, потому что я собираю кусочки паззла, не углубляясь слишком сильно в какой-нибудь один вид письма: «мне нравится базовое письмо, я буду писать только им». Я, наоборот, пробую всё, погружаюсь в определённые виды письма и встраиваю их в общую картину. Надеюсь, что к старости такими «нырками» выучу всю историю каллиграфии и смогу выделять какие-то общемировые «течения».

Я могу сказать, что ты гармонично подходишь к изучению букв?

— Да, наверное.

Что ещё помогает тебе в изучении различных видов письма, кроме этого фундаментального подхода?

— Трудолюбие, умеренность и аккуратность. Мой копирайт!

Как помогает аккуратность?

— Это 70% успеха в каллиграфии. Часто мы знаем, что надо выписывать элементы определенным образом, но из-за неряшливости, несерьёзного отношения, может, даже из-за того, что мы в принципе привыкли к высокому ритму жизни, мы выписываем буквы спустя рукава. Именно это мешает. Мой секрет в том, что я с самого начала тщательно прописывала все штрихи, заставляя руку двигаться в определённом направлении. Мои практики никогда не выглядели чем-то запачканным, кривым, грязным — я сразу приучила себя получать эстетическое наслаждение от процесса: «да, у меня пока не очень ровные линии, да, там пропорции не очень схвачены и рука не очень хорошо слушается, но на всё это не больно смотреть». Эта аккуратность заставляет меня двигаться дальше.

А если говорить об образцах и эталонах, кто из мира каллиграфии больше всего тебя вдохновляет?

— Жил такой каллиграф в XVI веке, Георг Бочкай. Я совместно с акварелистом Натальей Зуевой копировала 9 страниц из его работы «Образцовая книга каллиграфии» (Mira Calligraphiae Monumenta). И эти 9 страниц дали мне почти столько же, сколько три года обучения в Центре искусства каллиграфии «От Аза до Ижицы». Копирование — замечательный инструмент обучения, проверенный веками. Прежде всего, копирование — это костыли. Ты ведь копируешь с образца, который можешь положить перед глазами или рассмотреть во всех подробностях на экране компьютера. Чем-то похоже на пропись. Не нужно задумываться о композиции и правильном цветовом решении, выборе вида письма и пр., поэтому психологически копировать легче, чем создавать, например, выставочную или выпускную работу. Это методическое повторение с меньшим градусом ответственности позволяет каллиграфу лучше раскрыться, поверить в себя и при этом научиться чему-то новому.

Очень хорошо про сниженный градус ответственности! Какой, по-твоему, самый важный век для каллиграфии? Или, если не конкретный век, то эпоха, может быть?

— Ммм, сложный вопрос… Повлиявших на каллиграфию внешних событий, на самом деле, довольно много. Навскидку я вспоминаю тр— принятие христианства, начало производства бумаги в Европе и появление печати. С последним, кстати, вышла интересная история. Все думали, что книгопечатание убьет каллиграфию, но на самом деле, она от этого только выиграла, потому что рукописные книги перешли в разряд произведений искусства, и стали появляться настоящие мастера своего дела, которых наши современники до сих пор не в силах превзойти.

Если говорить о наших современниках, есть ли у русского каллиграфа сегодня возможность выйти на международный рынок?

— Чтобы отечественный специалист ездил куда-то преподавать? Нет, что-то я такого не припомню… Но я не настолько в курсе всего, что происходит в каллиграфическом мире. И потом, у нас в России очень благодарная аудитория, есть, где развернуться. Многие из мастеров, которых я знаю, не слишком заинтересованы в выходе на мировую арену, а больше заинтересованы в собственном росте, поэтому, может быть, заграничные выступления наших коллег не слишком афишируются.

Я бы хотел вернуться к одному из своих предыдущих вопросов. Помимо трудолюбия, умеренности и аккуратности, что еще помогает достичь успеха в каллиграфии? Почему одни выдерживают эту длину, а другие довольно быстро сходят с дистанции?

— Я знаю ответ на этот вопрос. Каллиграфия должна тебя выбрать, а не ты её.

Как это?

— Она не отпускает. Например, ты занимаешься каллиграфией какое-то время, и вдруг начинаешь подбуксовывать, и в голове уже появляются мысли типа «не заняться ли мне рисованием?» или «может, вернуться в офис?», или «пора бы уже замуж да детей растить». А каллиграфия тебя не отпускает, и всё. Вдруг откуда-то появляются родственники с просьбой подписать открытку, друг просит помочь с фестивалем [смеется], приглашают поучаствовать в выставке с каллиграфией…, и ты понимаешь, что тебя будто засасывает обратно. И приходится продолжать заниматься каллиграфией, почти что против своей воли.

Красивый ответ.

— Возможно, он немножко эзотерический, я понимаю, однако другого объяснения у меня нет. Потому что сама я уходила от каллиграфии очень много куда: и в редактуру, и в рисование, и даже в керамику! Бессчетное количество раз я думала: «всё, он пишет лучше меня, пусть он пишет, а я уйду…» или «он воплотил какую-нибудь мою идею, значит, мне здесь не место…», или кто-то остался недоволен моими услугами, и я опускала руки, думая, что каллиграфия — не моё… Но каждый раз, когда я опускаю руки, вдруг ученик напишет мне душещипательную благодарность или поступит вдруг предложение напечатать мои прописи, или что-то в этом духе, какое-то подбадривание: мол, эй, это только эпизод, а так-то ты на правильном пути. Я не верю, что это простые совпадения, верю, что тут есть что-то большее… И мне кажется, что без этой дополнительной, духовной, что ли, составляющей, без нее никак.

Опустимся с небес на землю. Какие тренировки и упражнения для тебя наиболее продуктивны и эффективны?

— Как правило, я отрабатываю какую-то конкретную букву или ищу новую, подходящую мне и моему настроению форму — в этом плане острое перо предоставляет поистине колоссальные возможности. Если не хочется зацикливаться на одной букве, я пишу тексты. В самом начале моего пути вопрос «что написать?» очень сильно меня тормозил — я могла часами искать подходящие фразы или текст. Затем я решила выбрать какой-то один текст, приятный для души и большой по объему, и, не задумываясь, отписывать его, когда нужно потренироваться. Несколько лет я писала «Гарри Поттера» Дж. Роулинг, причем практик и финальных работ по нему набралось на целую выставку! Она состоялась в прошлом году в Детской библиотеке им. А.С.Пушкина. Когда «Гарри Поттер» и мне, и моей аудитории слегка надоел, я перешла на К.С. Льюиса и его книгу «Лев, колдунья и платяной шкаф». Других упражнений, кроме отдельных букв или целого текста, у меня нет. Я не делаю ни разминочные круги, ни кривые, ни росчерки — ничего такого.

Сразу садишься и занимаешься? Без разогрева?

— Это и есть мой разогрев, я разогреваюсь на текстах или буквах. После этого уже можно приступать к чему-то серьезному: выставочной работе или подарку другу.

Как часто ты упражняешься дома?

— Очень редко, потому что времени ни на что не хватает. Наверное, 2-3 раза в неделю, по ночам, когда ничто не отвлекает.

Перед чистовой работой ты разогреваешь руки или нет?

— Я всегда разогреваюсь на эскизе. Сначала отписываю все в карандаше, обвожу пером, потом дотягиваю композицию на компьютере. До того, как засесть за эскиз, я, как правило, ничего не пишу, потому что любые разминки отнимают силы у руки. Если я делаю работу за день, то разминаюсь на эскизе, а потом отписываю чистовик. Если можно разбить работу на два дня, в первый я подготовлю эскиз, а второй начну с небольшой разминки на тексте Льюиса и потом уже перейду к чистовику.

Что бы ты посоветовала начинающим каллиграфам?

— Прежде всего: не распыляться. Посмотреть на разных мастеров, посетить какой-нибудь базовый курс, может быть, и выбрать одно направление, а еще лучше — один вид письма для начала. И освоить его максимально хорошо. При этом на время освоения забыть про всё остальное: не смотреть на других каллиграфов в Инстаграме*, не читать книг про другие виды письма или другие техники. Стоит выбрать один вид письма, один какой-то образец, и отрабатывать его методично: написал одну букву, берёшь карандаш и отмечаешь, что получилось хорошо, а что не очень. Затем пытаешься понять причину, почему что-то не получилось: угол не тот, инструмент грязный, чернила слишком густые… Выясняешь причину, устраняешь ее, снова отписываешь, снова проверяешь, и так до тех пор, пока не получится довольно похоже на образец. Как только какой-то прогресс достигнут и появляются вопросы без ответа, вот тогда уже можно спросить совета у профессионала, автора прописей, по которым работаешь, или твоего кумира. То есть начинать заниматься каллиграфией надо медленно, осознанно и как бы порционно обращаясь за советами к профессионалам, никого другого не слушая. И уже когда первый этап будет преодолён, какие-то успехи будут достигнуты, тогда можно включать Инстаграм*, пробовать другие инструменты, стили, техники… Именно такой подход, как мне кажется, был бы максимально эффективен для новичка, потому что сегодняшнее обилие информации очень смущает, глаза разбегаются: не знаешь, кого слушать и кому верить. Поэтому надо пробовать самому, проверять все тезисы на практике, медленно и методично, тогда все получится.

Что новичок должен пронести с собой через всю свою каллиграфическую жизнь?

— Это легко: любовь к буквам. Больше ничего не надо. Просто любить красивые буквы и относиться к своим работам с уважением. Всегда держать в голове не цифры (сколько мне за это заплатят), а идею (добавить красоты в этот мир).

Поговорим теперь о фестивале каллиграфии. Поскольку ты являешься одним из организаторов, интересно было бы взглянуть на этот мероприятие как бы изнутри.

— Фестиваль — это огромное количество работы. Если бы меня попросили провести что-то подобное, я бы ни за что не согласилась. Но есть среди моих друзей те, кого подобные масштабы работы не пугают. Я же лично каждый раз впадаю в тихую панику от того, сколько всего предстоит сделать, чтобы мероприятие состоялось. Жаль, не все участники фестиваля это понимают.

А что получается в итоге?

— В итоге получаются эйфория, адреналин, радость и осознание какой-то нужности, цели. Появляются силы на то, чтобы в следующем году провести еще один фест, лучше и масштабнее предыдущего. Это очень приятные чувства, ради них стоит жить.

У тебя есть каллиграфическая мечта?

— Да, стать лучшим преподавателем каллиграфии. Не знаю, в Петербурге ли, в Выборгском районе ли или во всём мире, но я бы хотела стать замечательным преподавателем, чтобы люди шли за новыми каллиграфическими знаниями именно ко мне. Также хотела бы вырастить побольше талантливых учеников и продолжателей.

И что нужно сделать для того, чтобы воплотить эту мечту в жизнь?

— Просто продолжать идти, ничего больше.

А бывало ли так, что каллиграфия тебя в чем-то разочаровывала?

— Скорее, наоборот, мне бывало стыдно перед каллиграфией. За то, что променяла ее на акварель или другие увлечения, за то, что забросила практики… Но, когда к ней возвращаешься, она всё прощает. И формы не сильно забываются, и рука не деревенеет. Наоборот, каллиграфия столько раз меня выручала! Бывает, голова заболит, пойдешь-попишешь, и боль уходит. Или, например, поругаешься с близкими, тоже пойдешь-попишешь, и приходит какое-то спокойствие, восстанавливается душевное равновесие.

Что бы ты не хотела видеть в каллиграфии? Лично ты.

— Не хотела бы видеть несовершенных форм. От этого не убежишь, они повсюду, но если бы у меня была возможность, то я бы попросила всех, кто видит хоть какие-то несовершенства в своей работе, пожалуйста, не обкладывать ее красивыми цветочками и не выкладывать в Инстаграм*, а переписать максимально хорошо для своего уровня, и только потом выложить. От этого припорошенного фильтрами уродства очень устала. Я не против несовершенных форм, когда это максимум, на что человек способен в данный конкретный момент, — все мы с чего-то начинали. Это мило, это вдохновляет. Но когда матерый специалист, который в каллиграфии уже не первый год, и выкладывает что-то явно не очень сильное, ещё и с оправданиям— мол, писал за два часа, впопыхах, на плохой бумаге… Это как-то нечестно, что ли. Нужно всегда выкладываться на 146%. Или просто не выкладывать то, что не считаешь совершенством.

Существует ли сообщество каллиграфов? И если да, то насколько оно крепкое?

— Как, наверное, любое другое сообщество, оно, скорее, разное. Наше конкретное сообщество друзей Жени (Евгения Барладян — организатор фестиваля) очень крепкое, мы друг за друга держимся. Но за пределами нашего кружка, разумеется, есть каллиграфы, подливающие масло в огонь, какие-то кирпичики из нашей башни забирающие. Есть и те, кто, наоборот, помогают ее строить… Каллиграфией занимаются очень разные люд— нельзя сказать, что какой-то пол или возраст, или даже склад ума более склонен к занятию каллиграфией, каких-то людей среди нас больше. Все мы очень разные. И это хорошо.

Есть ли какой-то прогноз для каллиграфии? Наметились ли какие-то определенные пути ее развития?

— Я просто надеюсь, что они есть, эти пути. Современные технологии, безусловно, оттирают перо и чернила на второй план. Я не против автоматических ручек, но мне не хочется, чтобы с них начинался чей-то путь в каллиграфию. Я бы хотела, чтобы традиционный подход сохранился наравне с новыми технологиями. Чтобы не возникало вопросов: зачем писать пером, когда есть ручки или планшеты. Надеюсь, что каллиграфия все же будет развиваться, а куда и в какие формы — мне немножко всё равно. Главное, чтобы она жила, чтобы не отмерла её традиционная часть, занудная, старпёрская, потому что в ней тоже есть какое-то очарование. Потому что перо или кисть помогают лучше понять себя, помогают стать лучше. Вот почему мне хочется, чтобы каллиграфия продолжала просто быть — в любом виде.

В заключение

Хотелось бы, чтобы люди видели за моими формами живого человека…

Хотелось бы, чтобы люди видели за моими формами живого человека. Потому что, как мне кажется, мою работу невозможно оценить адекватно без знания того, кто я такая. Может быть, когда читатели познакомятся с этим интервью, они узнают меня чуточку лучше, может быть, им станет понятнее, почему именно я занимаюсь каллиграфией, и почему именно теми или иными техниками, видами письма…

Каллиграфия изменила меня, сделала более толерантной не только к коллегам по цеху, но и к окружающим людям. Хочется, чтобы люди понимали, что эти изменения во мне произошли благодаря каллиграфии. И тогда, может быть, если они сами захотят измениться, то придут в каллиграфию. Она всем рада, всех принимает с распростертыми объятиями. Это такое пристанище для заблудших душ. Почти как религия — недаром в прежние времена считалось, что красиво отписанное и богато украшенное Священное Писание лишний раз прославляет Бога. Всё-таки каллиграфия — особое искусство, которое делает всех причастных к нему тоже немного особенными…

* Компания Meta, которой принадлежит Instagram и Facebook, признана в России экстремистской организацией