Интервью Ирины Лебедевой

На фестивале ты уже второй раз делишься своим преподавательским опытом в формате мастер-класса. В этот раз твое выступление было посвящено перьевым ручкам.

— В прошлом году оба моих мастер-класса (один «сольный» и один совместный) были очень энергозатратными. Первый из них был посвящен технике плоского золочения, которая требует большого усердия, сосредоточенности, терпения и не слишком дешевых инструментов в том числе. В этот раз я решила, что выступлю с какой-нибудь более дискуссионной темой, чтобы поделиться с участниками своим опытом и не слишком тратиться на инструменты и материалы, ведь все мастер-классы в рамках фестиваля бесплатные. Тему я выбрала «животрепещущую», поскольку мне очень часто задают вопросы по поводу перьевых ручек, их многообразия, назначения и пр. И в рамках своего мастер-класса я решила ответить на все эти вопросы. Прежде всего я продемонстрировала участникам принцип работы широкого пера, а затем рассказала про автоматические инструменты, принцип их работы и назначение. На примере ручек LAMY я показала, для чего сама использую подобный инструмент, продемонстрировала несколько листов тексов, написанных одной ручкой, но разными почеркам— готическим, итальянским курсивом, рондо… Получилась такая дискуссия-демонстрация.

А какими ещё инструментами ты пользуешься в своей работе?

— Я считаю себя специалистом по острому перу, поскольку им пишу чаще. Мое любимое на сегодняшний день — Nikko G. Если же приходится писать ширококонечным инструментом, то работаю, как правило, перьями SpeedBall. Для разминок и эскизов в широком пере частенько использую как раз ручку LAMY, о которой рассказывала на мастер-классе. Автоматических ручек, повторяющих механику острого пера, пока немного в продаже, и стоят они больше 20 тысяч рублей. Думаю, может, LAMY выпустят что-нибудь подобное, но более доступное по цене [улыбается].

Я знаю, в свое время ты получила фундаментальное филологическое образование. Помогает ли оно тебе в изучении каллиграфии?

— Очень! Я владею пятью языками, и это помогает очень сильно. Например, есть чешский двухтомник по истории каллиграфии, жутко подробный, изданный в 1958-м году в Праге. Чешского не знает практически никто из каллиграфов, а я по специальности богемист. Из этого учебника я черпаю уникальную информацию. Это двухтомник Франтишка Музики, он называется Krásné Písmo (что переводится как «Каллиграфия»), и в нем рассказывается история каллиграфии от самого зарождения письменности до эпохи возрождения и первых печатных шрифтов. Огромный фундаментальный труд мужчины, который, видимо, увлекался каллиграфией и понял, что ему не хватает такого пособия, — тогда он сел и сам его написал. Многие используют этот учебник как сборник картинок, я же могу прочитать ещё и комментарии. Так мне пригодился чешский язык. С английского я перевожу уже второй год иностранных спикеров фестиваля, читаю специальную литературу, общаюсь в соцсетях с иностранными коллегами. Зимой купила книгу немецкого каллиграфа Андреаса Люкса (Andreas Lux) — так что и немецкий у меня в ходу. Языки помогают очень сильно в работе с информацией, в её поиске, поскольку на русском языке мало источников.

Знание структуры языка отражается на лучшем понимании логики буквы, её анатомии?

— Не задумывалась над этим. Лучше понимать букву мне помог фундаментальный подход к изучению языков, который пестовался в моем родном МГУ: подключать к чистой лингвистике историю, литературоведение, изучение языков из близких или, наоборот, далеких языковых групп. Вот почему в каллиграфии я пошла тем же методом. Так, например, в свое время я не нашла достойных пособий по итальянскому курсиву не только на русском, но и на других языках. И тогда я отправилась в РНБ, стала смотреть оригиналы рукописей того периода, когда итальянский курсив был в почете, стала читать специальную литературу, статьи палеографов на эту тему…

И этим фундаментальным подходом обусловлена твоя широта пристрастий в выборе видов письма, которыми ты владеешь? Или есть ещё какой-то секрет?

— Да, подходом, потому что я собираю кусочки паззла, не углубляясь слишком сильно в какой-нибудь один вид письма: «мне нравится базовое письмо, я буду писать только им». Я, наоборот, пробую всё, погружаюсь в определённые виды письма и встраиваю их в общую картину. Надеюсь, что к старости такими «нырками» выучу всю историю каллиграфии и смогу выделять какие-то общемировые «течения».

Я могу сказать, что ты гармонично подходишь к изучению букв?

— Да, наверное.

Что ещё помогает тебе в изучении различных видов письма, кроме этого фундаментального подхода?

— Трудолюбие, умеренность и аккуратность. Мой копирайт!

Как помогает аккуратность?

— Это 70% успеха в каллиграфии. Часто мы знаем, что надо выписывать элементы определенным образом, но из-за неряшливости, несерьёзного отношения, может, даже из-за того, что мы в принципе привыкли к высокому ритму жизни, мы выписываем буквы спустя рукава. Именно это мешает. Мой секрет в том, что я с самого начала тщательно прописывала все штрихи, заставляя руку двигаться в определённом направлении. Мои практики никогда не выглядели чем-то запачканным, кривым, грязным — я сразу приучила себя получать эстетическое наслаждение от процесса: «да, у меня пока не очень ровные линии, да, там пропорции не очень схвачены и рука не очень хорошо слушается, но на всё это не больно смотреть». Эта аккуратность заставляет меня двигаться дальше.

А если говорить об образцах и эталонах, кто из мира каллиграфии больше всего тебя вдохновляет?

— Жил такой каллиграф в XVI веке, Георг Бочкай. Я совместно с акварелистом Натальей Зуевой копировала 9 страниц из его работы «Образцовая книга каллиграфии» (Mira Calligraphiae Monumenta). И эти 9 страниц дали мне почти столько же, сколько три года обучения в Центре искусства каллиграфии «От Аза до Ижицы». Копирование — замечательный инструмент обучения, проверенный веками. Прежде всего, копирование — это костыли. Ты ведь копируешь с образца, который можешь положить перед глазами или рассмотреть во всех подробностях на экране компьютера. Чем-то похоже на пропись. Не нужно задумываться о композиции и правильном цветовом решении, выборе вида письма и пр., поэтому психологически копировать легче, чем создавать, например, выставочную или выпускную работу. Это методическое повторение с меньшим градусом ответственности позволяет каллиграфу лучше раскрыться, поверить в себя и при этом научиться чему-то новому.

Очень хорошо про сниженный градус ответственности! Какой, по-твоему, самый важный век для каллиграфии? Или, если не конкретный век, то эпоха, может быть?

— Ммм, сложный вопрос… Повлиявших на каллиграфию внешних событий, на самом деле, довольно много. Навскидку я вспоминаю тр— принятие христианства, начало производства бумаги в Европе и появление печати. С последним, кстати, вышла интересная история. Все думали, что книгопечатание убьет каллиграфию, но на самом деле, она от этого только выиграла, потому что рукописные книги перешли в разряд произведений искусства, и стали появляться настоящие мастера своего дела, которых наши современники до сих пор не в силах превзойти.

Если говорить о наших современниках, есть ли у русского каллиграфа сегодня возможность выйти на международный рынок?

— Чтобы отечественный специалист ездил куда-то преподавать? Нет, что-то я такого не припомню… Но я не настолько в курсе всего, что происходит в каллиграфическом мире. И потом, у нас в России очень благодарная аудитория, есть, где развернуться. Многие из мастеров, которых я знаю, не слишком заинтересованы в выходе на мировую арену, а больше заинтересованы в собственном росте, поэтому, может быть, заграничные выступления наших коллег не слишком афишируются.

Я бы хотел вернуться к одному из своих предыдущих вопросов. Помимо трудолюбия, умеренности и аккуратности, что еще помогает достичь успеха в каллиграфии? Почему одни выдерживают эту длину, а другие довольно быстро сходят с дистанции?

— Я знаю ответ на этот вопрос. Каллиграфия должна тебя выбрать, а не ты её.

Как это?

— Она не отпускает. Например, ты занимаешься каллиграфией какое-то время, и вдруг начинаешь подбуксовывать, и в голове уже появляются мысли типа «не заняться ли мне рисованием?» или «может, вернуться в офис?», или «пора бы уже замуж да детей растить». А каллиграфия тебя не отпускает, и всё. Вдруг откуда-то появляются родственники с просьбой подписать открытку, друг просит помочь с фестивалем [смеется], приглашают поучаствовать в выставке с каллиграфией…, и ты понимаешь, что тебя будто засасывает обратно. И приходится продолжать заниматься каллиграфией, почти что против своей воли.

Красивый ответ.

— Возможно, он немножко эзотерический, я понимаю, однако другого объяснения у меня нет. Потому что сама я уходила от каллиграфии очень много куда: и в редактуру, и в рисование, и даже в керамику! Бессчетное количество раз я думала: «всё, он пишет лучше меня, пусть он пишет, а я уйду…» или «он воплотил какую-нибудь мою идею, значит, мне здесь не место…», или кто-то остался недоволен моими услугами, и я опускала руки, думая, что каллиграфия — не моё… Но каждый раз, когда я опускаю руки, вдруг ученик напишет мне душещипательную благодарность или поступит вдруг предложение напечатать мои прописи, или что-то в этом духе, какое-то подбадривание: мол, эй, это только эпизод, а так-то ты на правильном пути. Я не верю, что это простые совпадения, верю, что тут есть что-то большее… И мне кажется, что без этой дополнительной, духовной, что ли, составляющей, без нее никак.

Опустимся с небес на землю. Какие тренировки и упражнения для тебя наиболее продуктивны и эффективны?

— Как правило, я отрабатываю какую-то конкретную букву или ищу новую, подходящую мне и моему настроению форму — в этом плане острое перо предоставляет поистине колоссальные возможности. Если не хочется зацикливаться на одной букве, я пишу тексты. В самом начале моего пути вопрос «что написать?» очень сильно меня тормозил — я могла часами искать подходящие фразы или текст. Затем я решила выбрать какой-то один текст, приятный для души и большой по объему, и, не задумываясь, отписывать его, когда нужно потренироваться. Несколько лет я писала «Гарри Поттера» Дж. Роулинг, причем практик и финальных работ по нему набралось на целую выставку! Она состоялась в прошлом году в Детской библиотеке им. А.С.Пушкина. Когда «Гарри Поттер» и мне, и моей аудитории слегка надоел, я перешла на К.С. Льюиса и его книгу «Лев, колдунья и платяной шкаф». Других упражнений, кроме отдельных букв или целого текста, у меня нет. Я не делаю ни разминочные круги, ни кривые, ни росчерки — ничего такого.

Сразу садишься и занимаешься? Без разогрева?

— Это и есть мой разогрев, я разогреваюсь на текстах или буквах. После этого уже можно приступать к чему-то серьезному: выставочной работе или подарку другу.

Как часто ты упражняешься дома?

— Очень редко, потому что времени ни на что не хватает. Наверное, 2-3 раза в неделю, по ночам, когда ничто не отвлекает.

Перед чистовой работой ты разогреваешь руки или нет?

— Я всегда разогреваюсь на эскизе. Сначала отписываю все в карандаше, обвожу пером, потом дотягиваю композицию на компьютере. До того, как засесть за эскиз, я, как правило, ничего не пишу, потому что любые разминки отнимают силы у руки. Если я делаю работу за день, то разминаюсь на эскизе, а потом отписываю чистовик. Если можно разбить работу на два дня, в первый я подготовлю эскиз, а второй начну с небольшой разминки на тексте Льюиса и потом уже перейду к чистовику.

Что бы ты посоветовала начинающим каллиграфам?

— Прежде всего: не распыляться. Посмотреть на разных мастеров, посетить какой-нибудь базовый курс, может быть, и выбрать одно направление, а еще лучше — один вид письма для начала. И освоить его максимально хорошо. При этом на время освоения забыть про всё остальное: не смотреть на других каллиграфов в Инстаграме*, не читать книг про другие виды письма или другие техники. Стоит выбрать один вид письма, один какой-то образец, и отрабатывать его методично: написал одну букву, берёшь карандаш и отмечаешь, что получилось хорошо, а что не очень. Затем пытаешься понять причину, почему что-то не получилось: угол не тот, инструмент грязный, чернила слишком густые… Выясняешь причину, устраняешь ее, снова отписываешь, снова проверяешь, и так до тех пор, пока не получится довольно похоже на образец. Как только какой-то прогресс достигнут и появляются вопросы без ответа, вот тогда уже можно спросить совета у профессионала, автора прописей, по которым работаешь, или твоего кумира. То есть начинать заниматься каллиграфией надо медленно, осознанно и как бы порционно обращаясь за советами к профессионалам, никого другого не слушая. И уже когда первый этап будет преодолён, какие-то успехи будут достигнуты, тогда можно включать Инстаграм*, пробовать другие инструменты, стили, техники… Именно такой подход, как мне кажется, был бы максимально эффективен для новичка, потому что сегодняшнее обилие информации очень смущает, глаза разбегаются: не знаешь, кого слушать и кому верить. Поэтому надо пробовать самому, проверять все тезисы на практике, медленно и методично, тогда все получится.

Что новичок должен пронести с собой через всю свою каллиграфическую жизнь?

— Это легко: любовь к буквам. Больше ничего не надо. Просто любить красивые буквы и относиться к своим работам с уважением. Всегда держать в голове не цифры (сколько мне за это заплатят), а идею (добавить красоты в этот мир).

Поговорим теперь о фестивале каллиграфии. Поскольку ты являешься одним из организаторов, интересно было бы взглянуть на этот мероприятие как бы изнутри.

— Фестиваль — это огромное количество работы. Если бы меня попросили провести что-то подобное, я бы ни за что не согласилась. Но есть среди моих друзей те, кого подобные масштабы работы не пугают. Я же лично каждый раз впадаю в тихую панику от того, сколько всего предстоит сделать, чтобы мероприятие состоялось. Жаль, не все участники фестиваля это понимают.

А что получается в итоге?

— В итоге получаются эйфория, адреналин, радость и осознание какой-то нужности, цели. Появляются силы на то, чтобы в следующем году провести еще один фест, лучше и масштабнее предыдущего. Это очень приятные чувства, ради них стоит жить.

У тебя есть каллиграфическая мечта?

— Да, стать лучшим преподавателем каллиграфии. Не знаю, в Петербурге ли, в Выборгском районе ли или во всём мире, но я бы хотела стать замечательным преподавателем, чтобы люди шли за новыми каллиграфическими знаниями именно ко мне. Также хотела бы вырастить побольше талантливых учеников и продолжателей.

И что нужно сделать для того, чтобы воплотить эту мечту в жизнь?

— Просто продолжать идти, ничего больше.

А бывало ли так, что каллиграфия тебя в чем-то разочаровывала?

— Скорее, наоборот, мне бывало стыдно перед каллиграфией. За то, что променяла ее на акварель или другие увлечения, за то, что забросила практики… Но, когда к ней возвращаешься, она всё прощает. И формы не сильно забываются, и рука не деревенеет. Наоборот, каллиграфия столько раз меня выручала! Бывает, голова заболит, пойдешь-попишешь, и боль уходит. Или, например, поругаешься с близкими, тоже пойдешь-попишешь, и приходит какое-то спокойствие, восстанавливается душевное равновесие.

Что бы ты не хотела видеть в каллиграфии? Лично ты.

— Не хотела бы видеть несовершенных форм. От этого не убежишь, они повсюду, но если бы у меня была возможность, то я бы попросила всех, кто видит хоть какие-то несовершенства в своей работе, пожалуйста, не обкладывать ее красивыми цветочками и не выкладывать в Инстаграм*, а переписать максимально хорошо для своего уровня, и только потом выложить. От этого припорошенного фильтрами уродства очень устала. Я не против несовершенных форм, когда это максимум, на что человек способен в данный конкретный момент, — все мы с чего-то начинали. Это мило, это вдохновляет. Но когда матерый специалист, который в каллиграфии уже не первый год, и выкладывает что-то явно не очень сильное, ещё и с оправданиям— мол, писал за два часа, впопыхах, на плохой бумаге… Это как-то нечестно, что ли. Нужно всегда выкладываться на 146%. Или просто не выкладывать то, что не считаешь совершенством.

Существует ли сообщество каллиграфов? И если да, то насколько оно крепкое?

— Как, наверное, любое другое сообщество, оно, скорее, разное. Наше конкретное сообщество друзей Жени (Евгения Барладян — организатор фестиваля) очень крепкое, мы друг за друга держимся. Но за пределами нашего кружка, разумеется, есть каллиграфы, подливающие масло в огонь, какие-то кирпичики из нашей башни забирающие. Есть и те, кто, наоборот, помогают ее строить… Каллиграфией занимаются очень разные люд— нельзя сказать, что какой-то пол или возраст, или даже склад ума более склонен к занятию каллиграфией, каких-то людей среди нас больше. Все мы очень разные. И это хорошо.

Есть ли какой-то прогноз для каллиграфии? Наметились ли какие-то определенные пути ее развития?

— Я просто надеюсь, что они есть, эти пути. Современные технологии, безусловно, оттирают перо и чернила на второй план. Я не против автоматических ручек, но мне не хочется, чтобы с них начинался чей-то путь в каллиграфию. Я бы хотела, чтобы традиционный подход сохранился наравне с новыми технологиями. Чтобы не возникало вопросов: зачем писать пером, когда есть ручки или планшеты. Надеюсь, что каллиграфия все же будет развиваться, а куда и в какие формы — мне немножко всё равно. Главное, чтобы она жила, чтобы не отмерла её традиционная часть, занудная, старпёрская, потому что в ней тоже есть какое-то очарование. Потому что перо или кисть помогают лучше понять себя, помогают стать лучше. Вот почему мне хочется, чтобы каллиграфия продолжала просто быть — в любом виде.