Интервью Александра Боярского

Вы преподаёте достаточно много шрифтов, от римского капитального до курсива, а также древнерусские виды письма. Но по вашему творчеству сложно понять, какой ваш излюбленный шрифт?

— Мне часто задают этот вопрос, какой же шрифт мне больше всего нравится потому, что я владею более чем тридцатью — и это только исторические виды письма, на каждый из которых у меня есть авторские версии, то есть колоссальное количество получается. Недавно написал этюд и видевший его спрашивает: Александр, вы это написали итальянским курсивом? Я внимательно посмотрел на свою работу и понял, что первая буква у меня из итальянского курсива, правда, немножко импровизированная, вторая буква очень похожа на полууставную букву «А», буква «Р» вылезла у меня откуда-то из устава, следующая из унциала, далее какая-то готическая буква «G» прорисовалась… Получилась солянка, но композиционно всё это держится. Вышло лаконично и с определённой долей гармонии.

Говоря про конкретные предпочтения, мне сложно выделить какой-то один вид письма. Единственное, есть шрифты, которые предполагают меньше времени для освоения, а есть классические, которые требуют очень серьёзного подхода, например, римский капитальный. Я с ним работаю уже несколько лет, продвинулся в нём основательно, но для себя понимаю, что еще есть, куда расти, то есть потолка у этого шрифта практически нет. Точно также — итальянский курсив, очень сложный шрифт. Другое дело, что в какие-то периоды своего творчества я предпочитаю работать с каким-то определённым шрифтом. У меня было время, когда я просыпался утром и в первую тренировку (2-3 часа) отрабатывал простые вертикальные, горизонтальные, диагональные, круговые штрихи, нарабатывая технику. Затем ближе к обеду переходил на италик, после обеда — на унциал, к вечеру я переключался на экспериментальную каллиграфию, писал рулинг-пеном. Так за целый день у меня получался диапазон в 4-5 шрифтов. Сейчас мои тренировки изменились, я очень плотно работаю над отдельным шрифтом, но в то же время я не позволяю себе расслабляться, каждую свою тренировку я начинаю с простых, базовых штрихов, база — это серьёзная тема, и игнорировать её нельзя.

Правильно ли я понимаю, что вы каждую тренировку начинаете с разминки руки?

— Совершенно верно. Я всегда сравниваю каллиграфию со спортом: чем больше ты тренируешься, тем выше твои успехи. Здесь тоже очень важна разминка. К разминке я добавляю какие-то базовые штрихи.

Вы не начинаете тренировку сразу с букв?

— Нет, это всегда простые вертикали, горизонтали, круговые движения, потом постепенно перехожу на связки букв, бессмысленные сочетания. Потому что когда мы пишем какие-то осмысленные слова, то волей-неволей тратим своё внимание на осмысление того, что я пишем, а когда я прописываю случайные связки букв, у меня «W» может соседствовать с русской «Ж». Вот такое, казалось бы, «бессмысленное буквонаписание» позволяет мне сосредоточиться на конструкции букв, на связках, на лаконичности и чёткости штриха — на технике. И лишь потом я перехожу к этюдам.

Вы тренируетесь каждый день?

— Обязательно. Есть фраза, которая очень точно описывает мое к этому отношение. Её сказал один музыкант: если я не играю на скрипке один день — это слышу я, если я не играю на скрипке два дня — это слышит моя жена, если я не играю на скрипке три дня — это уже слышит моя аудитория. Если я не тренируюсь день или два, то чувствую какой-то провал. Чтобы быть на острие мастерства, нужно тренироваться каждый день, по многу часов. Для меня тренировка 6-8 часов — это нормально.

А рука от таких тренировок не устает?

— Нет, такого не бывает. В таком плотном графике я уже работаю давно. 6-8 часов тренировки, возле пюпитра, для меня нормально. Осознаёшь усталость, когда уже садишься на диван, а пока стоишь — ты в тонусе и всё в порядке. Чем больше тренируешься, тем тоньше чувствуешь инструмент. Например, я однажды поймал себя на мысли, когда тренировал брашпен несколько часов без перерыва, что слышу шелест кисти о плоскость бумаги, настолько обостряются чувства и освобождается рука.

Вы основатель Новосибирской школы каллиграфии (2014-2017 гг.). Каково было начинать это дело в Сибири?

— Начинать было сложно. Во-первых, я не являюсь профессиональным преподавателем, и в преподавание пришёл совершенно случайно. Никогда не собирался создавать какие-то системные курсы по каллиграфии. Я занимался для себя, для дела (много лет отработал графическим дизайнером). А потом провёл пару мастер-классов — сначала для детишек, потом уже для взрослых. После этого я подумал, почему бы не создать стройную, логичную систему, тем более что уровень знаний и технических навыков у меня довольно высок. В Новосибирске я не знал таких людей, поэтому решил создать школу сам. Первая группа отзанималась со мной полтора года. Мы прошли с ребятами колоссальное количество шрифтов — и все мои студенты сейчас тесно связаны с каллиграфией.

Какие сложности были в открытии школы?

— Нужно было объяснять, для чего это, чтобы привлекать людей. В то время не было такого ажиотажа на каллиграфию. Сложность в привлечении людей, в раскручивании бренда с нуля. Жаль, что этот проект пришлось закрыть, потому что я переехал жить в Санкт-Петербург. Сейчас в Новосибирске нет хорошей каллиграфической школы, универсальности и горизонта разных шрифтов. Я отхожу от офлайн преподавания, довольно редко преподаю непосредственно. Сейчас у меня проект «Школа Красивого Письма» (@schoolofbeautiwriting). Это индивидуальные занятия. Они в больше степени направлены на максимальную эффективность преподавания.

Какой в Сибири был интерес к каллиграфии?

— Очень большой. Занятия проходили по субботам и воскресеньям, и каждую неделю приходили новые ребята, хотя существовал какой-то определённый костяк, который шел со мной довольно долгое время. Основной упор в своих занятиях я делаю на технические приёмы: человек пришёл ко мне для того, чтобы заниматься каллиграфией, а не слушать про нее. Я хочу, чтобы, когда он от меня уходил, то умел писать. Когда ко мне приходят ребята, я говорю: если вы пришли отдохнуть и расслабиться, то это не ко мне, у меня вы будете работать, но от меня вы выйдете и будете уметь писать, хотя бы на базовом уровне, но уже писать. Я убеждён, что не нужно идти на поводу у студентов и создавать им тепличные условия, у меня всё предельно четко и ясно. Прописи я им не даю. Сам пишу образцы букв и шрифтов, чтобы ребята видели, как работает мастер, чтобы знали, как это делать.

На что вы делаете основной упор в преподавании?

— На технику! Техника, техника и ещё раз техника. Теоретиков от каллиграфии очень много, а действительно серьёзных практиков мало.

Петербург вдохновляет вас как город?

— Конечно. Вообще-то у меня не было цели переезжать в Москву или в Питер, потому что это столицы. Я себя прекрасно чувствую в любом городе, у меня никогда не было периферийного комплекса, главное, чтобы были комфортные условия для того, чтобы заниматься любимым делом — это самое важное. Питер был выбран в силу личных обстоятельств. Здесь начался новый этап моих работ, этюдов. Сейчас они стали, на мой взгляд, сложнее, техничнее, глубже.

Чем помог Питер? Он дал новое сообщество или просто переключил с города на город?

— Санкт-Петербург — очень сильный город с точки зрения концентрации культуры. Здесь я познакомился с большим количеством профессиональных каллиграфов, они тоже оставили свой след, в частности встреча на фестивале с Денисом Брауном (Denis Brown). Майкл Салл (Michael Sull) изменил мой американский курсив. Сам город, конечно, заряжает. Мне очень нравится в нём жить и гулять по городу просто так. Я себя чувствую здесь, как дома.

Я знаю, вы коллекционируете инструменты для каллиграфии. Расскажите о самых значимых, любимых, может, уникальных.

— У меня довольно большая коллекция инструментов. Я сразу для себя определил: на инструментах экономить не буду, поскольку позиционирую себя как специалист высокого уровня, во всяком случае, мне хочется на это надеяться. У меня очень разнообразная палитра инструментов. Отдельная любовь — это, конечно, рейсфейдеры и рулинг-пены. У меня их достаточно много. В Швейцарии есть хороший магазин по продаже винтажных рейсфейдеров и рулингпэнов, я там регулярно закупаюсь. Один из моих любимых рейсфейдеров — это инструмент лондонской фирмы «Стенли и сыновья», которая существовала еще до 1930 года. У меня есть два прекрасных экземпляра с костяными ручками — просто потрясающие инструменты, они тяжелые, весомые. Есть и современные, они тоже хороши.

Помимо того, что я покупаю инструменты различных производителей, я сам произвожу инструменты, например, и флетпэны. Сам делаю их уже около пяти лет, за это время инструменты проделали колоссальный путь. Какое-то время назад появилась просто уникальная серия рулингпэнов, я назвал её Shark (от англ. «акула»), это очень брутальные техноинструменты, причём с сознательно зашкуренными ручками, они не причёсаны, шероховаты. Это дикие, совершенно непредсказуемые рулинги. Эта линейка пользуется большой популярностью, особенно за рубежом. За последний месяц я отправил несколько «акул» в Америку, Бельгию, Канаду и ближнее зарубежье.

Как появилась идея создавать свои инструменты, зачем это делать?

— У меня не было достаточного диапазона инструментов для решения различных задач, и пришлось придумывать на ходу. Просто взять и сделать тот инструмент, которого мне не хватает, — так родились все мои инструменты. Затем я купил себе токарный станок, начал делать держатели: прямые, косые. В прошлом году я был на интенсиве у Майкла Салла по спенсериану, принёс показать ему свои держатели, он одобрил, сказал, что действительно хороши. Для меня это очень ценный отзыв.

Вы говорили о том, что можете использовать сразу несколько шрифтов в одном этюде и делаете собственные вариации. Почему появляется желание переосмыслять шрифт?

— Когда достигаешь определённого уровня отточенности шрифта, тебе становится скучно писать просто шрифт, ты ищешь более интересные ходы, импровизируешь. Так рождается несколько иной италик, который к базовому имеет слабое отношение, и только профессионал может заметить в этом итальянский курсив. Там уже начинаются очень тонкие техники работы с инструментом, работы левой, правой лопастью, ускорение — я могу одну часть буквы сделать медленно, потом резкий штрих и последний штрих на очень большой скорости — разная в совокупности техника создаёт интересные эффекты. Поэтому формальные буквы мне уже не очень интересно писать, а интересно импровизировать, хотя я довольно часто делаю копии работ известных мастеров. У меня есть этюд, буква «А» в различных вариациях, и я себя сознательно остановил, потому что могу и 150 вариантов написать. За одну мою тренировочную сессию я могу использовать много инструментов. они горой навалены у меня на столе. Одного уже недостаточно. И все мои инструменты такие потёртые, потрепанные… Смотрю на них, и такое впечатление, что это израненные бойцы, прошедшие огонь, воду и медные трубы, побывавшие в сотнях сражений, испытанные, но им уже не страшно ничего, никакой шрифт или техника.

Какой шрифт наиболее актуален сейчас?

— Сейчас актуальны разные шрифты. Дело в том, что многие не понимают прелести того или иного исторического шрифта. Для того, чтобы правильно оценить красоту, нужно углубиться в тему. Нельзя создать ничего нового, не зная старого. Зачем изобретать велосипед? Более того, многие компьютерные шрифты — это лишь адаптация исторических.

Сегодня вы даёте мастер-класс по росчеркам. Это достаточно сложная тема для новичков, какие советы начинающим вы бы дали?

— Буквально полгода назад я плотно занялся темой росчерков, по несколько часов, каждый день работал над ними, нарабатывая технику, набивал руку, создавал различные конструкции. Я не считаю, что существует какая-то строгая теория росчерков. Вся теория сводится к практике. Могут быть, конечно, некоторые личные рекомендации, советы. Я считаю, что человек, который занимается каллиграфией, помимо освоения базы и классических вещей, должен искать свой собственный путь. Свой почерк — это очень важно. А рекомендации очень просты — много тренировок.

Согласны ли вы с тем, что есть универсальные правила росчерков, например, что в основании должен лежать овал и так далее?

— Это не правила, а рекомендации. Для того, чтобы росчерк смотрелся гармонично, в его основе должны лежать ясные геометрические фигуры, овалы, круги или что-то угловатое в некоторые местах. Росчерк может быть разный. Раньше бытовало мнение, что не должны пересекаться несколько толстых линий, ну и что вы думаете, я смотрю работы Джона Коллибуса (John DeCollibus), американского пэнмэна, и у него пересекаются три линии, четыре, и всё смотрится гармонично. Я думаю, что всё зависит от профессионализма.

На кого вы ориентировались, когда изучали тему росчерков?

— Есть титаны каллиграфии, которые являются для меня эталоном мастерства. Я часто копирую их работы. Герман Цапф, например, — это каллиграфическая глыба ХХ века, он сделал столько для профессиональной каллиграфии, что невозможно умом объять. Известные современные мастера курсива — это Майкл Салл, Джон Коллибус. Ну и, конечно, старые мастера. В том году Майл Салл привозил большую коллекцию писем школы Занера-Блозера (Zanerian College of Penmanship) конца XIX — начала ХХ в., там очень большое количество красивых и гармоничных росчерков.

Вернёмся к фестивалю. Какое у вас впечатление от происходящего и какое значение это для вас имеет?

— Такое явление, как Каллиграфест, — довольно значимое событие. Ребята большие молодцы. Они собирают каллиграфов со всей страны, из-за рубежа. Это возможность лично познакомиться с коллегами. Косвенно, конечно, мы знакомы — через интернет. Но одно дело общаться через соцсети, и совсем другое — лично. Например, вчера мы с Майклом Саллом встретились, год не виделись, прекрасно обсудили диапазон пера Nikko G в сравнении с Leonardt Principal EF. Он мне рассказал о том, что мастера, которые работали в старом стиле, использовали перья, которые сейчас не выпускаются, способные набрать много туши. То есть такие, очень профессиональные темы, которые другому человеку, может быть, даже не интересно будет слушать.

Чего вам не хватает или хотелось бы видеть в сообществе каллиграфов?

— Я бы хотел, чтобы приглашали больше разных каллиграфов, не нужно себя ограничивать одними и теми же мастерами. В мире много очень крутых художников каллиграфии. Часто они себя мало афишируют. В Италии очень сильная школа, в Англии, Америке, Германии, Франции и так далее.

Есть ли у вас мечта в каллиграфии? Или цель?

— И цель, и мечта есть. Выставляться на хороших выставочных площадках, где-нибудь в Америке, Франции, Голландии, Испании, Германии. Я хочу выйти на международный уровень, хочу показать, что терпение и труд способны принести огромные плоды.

Вы хотите продвигаться как художник и каллиграф?

— Да, как каллиграф в первую очередь, конечно. Я сейчас говорю не о коммерческой, читабельной каллиграфии. Для меня каллиграфия делится на две части. Первая часть — это коммерческая, там должно быть всё красиво, читабельно. С другой стороны, существуют творческая каллиграфия, где читабельность чаще уходит на второй план и важным моментом является эмоциональная составляющая работы.

Есть ли у вас какой-нибудь прогноз на каллиграфию, куда она движется?

— Я обратил внимание, что 5 лет назад был огромный спрос на готическую группу, потом появилась «инстаграмная* каллиграфия» — курсивы, как правило, английский. Сейчас чёткая тенденция к кириллической каллиграфии. 5 лет назад на интенсив по полууставу я вообще ни одного человека не мог набрать, зато на фрактуру у меня был аншлаг. Сейчас всё поменялось. Полагаю, что в ближайшее время будет тенденция к развитию ширококонечной каллиграфии — италик, унциал, возможно, римский капитальный. Заметьте, что всё сообщество потихоньку поднимает свой уровень, медленно, но поднимает. Чем больше уровень, тем шире интерес, и это очень хорошо.